r

зарываясь в себе умело,

умеренно пули просил,
когда не было больше сил,

наощупь, уверенно, смело

на себе немалое выносил,

по коже алым пятном — задело,

я не струсил: в ответ поразил,

когда клапан сердечный заело.

было облачно, дождь моросил,

там, где с тенью срывался мелом,

и здесь сам же себя искуссил,

хоть и слыл я ещё не спелым...

и на утро нутро раздел,

жалкой фигуркой на свете белом,

после окурком нелепо летел,

и душой, одеваясь телом,

истину правдой назвать посмел...

лапшой на ушах — так кушал,
как никто никогда и не ел.

я к родному, а он прослушал,

и так же жестоко запел,

что от песен завяли уши.

видимо был здесь и мой удел,

да и в сердце моем Елена...

а он тут же играет в преф,

хотелось вырвать её из плена,

да вот сам покупаюсь на блеф

и на трефе её измена,

выпало как загадал,
я себя променял на гнев

и сегодня другая смена,

от чего же другим я стал?

от чего же слепая замена:

целовать, но не те уста,

вгору лезть неспроста по стенам,

но поэтом упасть с виста,

как с места накрыли, отменным

на крыльях в другие места,

где глисты ожидают размена

на валютную площадь листа,

что прорастает внутри системы

и как следствие — это киста

освистала гнилые схемы.

как процентом дойти до ста?

достать до глубин под креном...
и от павшей звезды не отстать,

мне по чирве вечерним тленом,

как на дне по утрам блистать.

сложилось нравственным кремом,

необъяснимым тебя листать,

где ложилась на мне мгновенно

шрамом по венам сердечная рать.

да и в сердце моём Елена...

бережно чувства свои отдать.

их затопила небрежно, забвенно,

солью на ранах, смягчают кровать.

кстати, стать считал я отменной,

а ей нужное слово ответу искать,

где за ложью вина незаметна,

слепо уши давал ласкать,

в моё сердце выстрел заветный,

жаль там пулю твою не сыскать:

ты создала его безответным,

вышло мысли мои взыскать...