Цветы Cаласпилса

На 17-ом километре
шоссе Рига - Даугавпилс
проселочная дорога сворачивает в лес. Здесь,
в этих сосенках, в годы войны был самый
большой из всех
23 концлагерей на территории
Латвии - Саласпилс. В лагере содержалось
большое количество детей, над которыми
проводили бесчеловечные опыты, брали у них
кровь. Ослабевших детей умерщвляли ядом...
Идут года,
и прожитое, страшное,

Лишь изредка врывается к нам в сны.

Казалось бы,
минули во вчерашнее

Чудовищность и ужасы войны.
Нет! Изменив звучанье и окраску,

Они встают, окрашенные в синь.

«Сонгми» звучит не только по-вьетнамски,

Оно на русском значится - Хатынь!
И матерям, наверное, не спится,

Чьим сыновьям по восемнадцать лет,

Опять ветра бушуют на границах,

И холодит от утренних газет...
Всю ночь сегодня ветер в стекла бился,

И темнота стелилась, словно дым...

...Представилось: я - узник Саласпилса,

Один домой вернувшийся живым.
И - вмиг в глазах - замученные дети,

От наважденья смерти не уйти.

Нет! Как единственный свидетель,

Я должен людям правду донести!..
* * *
«Саласпилс»... Что может быть на свете

Страшней безумных детских глаз,

В которых неподдельный ужас смерти

Всё вытравил в немой тоске...

От смерти здесь на волоске

Томились матери и дети,
О них
сегодня мой рассказ, -

Что может быть трудней на свете?!
Здесь матери были за то,
что детей любили...

Здесь дети были за то,
что тянулись к солнцу...

Здесь деды были за то,

что землю любили...

Все вместе за то,
что любили жизнь,

Все вместе за то,

что хотели жить...
Здесь из людей людское вытравлялось

С единой целью - зверское вложить.

Здесь жизнь людская просто обрывалась,

Как ветхая натянутая нить.
Казалось, мир перевернулся словно,
Что даже смерть обычная - не в дрожь,

Нет, Саласпилс,
подобной родословной

Нигде, пожалуй, больше не найдёшь...
... Худой барак, весь почерневший, старый,

Сочится дождь сквозь щели в потолке.

В одёжке грязной,
скорчившись на нарах,

Две девочки играют в уголке.
Из тряпок куклы, из лохмотьев - платья,

Страшней другое - слышать наяву:

Грозит Марина пальчиком : «Спи,
Катя!

Не то я Линду с плёткой позову!»
Сегодня ауфзеерки «добрее» -

Случилось что-то важное вчера,

Лишь для порядка плёткою огреют,

На аппель-плац не выгнали с утра!
Голодные,
холодные, в неволе,

На земляном мороженом полу

Играли дети: Янисы и Оли -

Жизнь пробивалась к свету и теплу!
... Шестой барак... Здесь всё намного проще:

Тут плёткой, подзатыльником, взашей -

Вышвыривают строиться на площадь,

Срывая с нар притихших малышей.

Игрушки - тряпки, камешки и склянки

Не по нутру блестящим сапогам.

Кто это там, на нарах, - симулянтка?

И - плёткой! Плёткой! Больно - по ногам!
Она вся сжалась в маленький комочек,

Такая ноша ей не по плечу,

Она и с куклами играть не хочет,

Одна молитва: «Хлебушка хочу!»
В седьмом бараке слёз, увы, не меньше,

В едином гуле - ропот, вопль
и стон.

Опять в Германию увозят женщин -

О, господи, будь милостив! За что?!
«Катюшка! Дочка! Катенька!!! -

За что мне

Такая бездна горестей и зла?!!

Держись за тётю Мирдзу, дочка... Помни! -

Ты - Катя Иванова! Из Орла!
Ты- Катя! Помни - Катя Иванова!

Я не забуду номер на руке!..»

Рванули студебеккеры, и снова

Вой прокатился гулко в сосняке...
... Лаборатория... Стерильность сводов...

Передвигаешь ноги, значит - жив!

Вот пятилетки — доноры проходят,

Из-под лохмотьев руки обнажив...
Как тонки вены крохотных ручонок!

Как слабо в них простукивает жизнь!

Один удел мальчишек и девчонок -

Кровь отдавай,
цепляйся, но держись!
И шприцы-пиявки полнятся с излишком

Чистейшей драгоценнейшею влагой,

Неужто звери верят - кровь детишек

Вернёт им снова силу и отвагу?!
Одно не видят варвары в цинизме,

То, перед чем бессильна медицина, -

Что кровь детей в животном организме

Увы! Не приживётся, как вакцина!
Ещё немало вынести придётся,

А слабый - каплю яда, и - готов!

Бог знает,
кто из них в барак вернётся,

А кто сегодня будет брошен в ров...
...Вот лай овчарок, окрики и стоны,

Вот звякают массивные ключи,
И пополненье новых заключённых

В ворота загоняют палачи.
Пока ещё не срезаны
их косы,

Пока ещё игрушки в их руках...

Уже глядят надсмотрщики косо,
Удерживая псов на поводках...
... Десятки тысяч несмышлённых пленников-

Скажите, в чём их детская вина?!

На свете есть такие преступления,
Что их не в силах оправдать война.
Кто возместит раздавленное детство?

Кто вновь возвысит жизнь на пьедестал?

Верь, каждый, кто прошёл сквозь эти зверства,

И плакать,
и
смеяться перестал!
Не мыслю дня без радости случайной,

Так и детей без смеха и затей.

Я знаю,
страшно взрослое молчанье,

Куда страшней - молчание детей!
А в нём была и ненависть, и ярость,
Когда они, кривя от
боли рот,
В молчаньи защищались от ударов,
Худые руки выставив вперёд.
За слёзы,
за бесчестье, изуверство

Вставали люди, как один, подряд.

Убийцы жгли нас
формулами зверства,

Мы возводили ненависть в квадрат!
И был к ней шнур бикфордов, словно волос,

И ждал, готовый к взрыву, механизм.

И коль уж
дети возвышали голос,

То это значит - продолжалась жизнь!

...Какой-то мальчик, худенький оборвыш,

Настолько ослабевший, чуть
живой,

Болезненно и не по-детски сгорбившись,

Сидел, к плите склонившись головой.
Он рисовал, и гамма всех созвучий,

Палитра всех нюансов и тонов

Сквозь паутину ржавчины колючей

К нему пробилась из далёких снов...
Движенье рук ослабленных, и - солнце,

И милый незатейливый квадрат,

Ещё шесть тонких линий и - оконце,

Пучки лучей, врывающихся в сад...
Ложилась пыль на плиты, падал пепел,

Он ничего не видел, не слыхал,

Мечтаний мир его был тих и
светел,
И счастья круг был несказанно мал...
Но он вложил в рисунок то, что жаждал,

Чуть загорелись щёки и глаза.

О, как умеют дети вдруг однажды

Немногим чем-то многое сказать!
То многое: весь ужас заточенья,
И
солнца луч, что тих и золотист,
И в переносном, и в прямом значении

Почувствовал подкравшийся фашист.
Он ждал, садист... И тупость злая

В зрачках ломала солнечный узор -

Мальчишка, сам того
не замечая,
Фашизму вынес смертный приговор!
Вдруг цветом жизни, ярко отгоревшей,
Кровь оживила солнце,
домик, сад...

И долго бился в лапах озверевших

Отрывистый жестокий автомат...
...Столкнулись жизнь и смерть - два антипода,

Столкнулись крепко - насмерть, не на жизнь!

Восстали человечность и природа,.

А против зверство подлое - из лжи.
И злобно смерть в жестокой схватке этой

Душила всё, что жаждало тепла,

Но жизнь растеньем, тянущимся к свету,

Сквозь смерть и трупы буйно проросла!
*
*
*
Отгремела война

Последним глухим раскатом.

Лишь трактор задетой миной

Напомнит о днях роковых,

Но плакать не кончили матери,

Но снится война солдатам,

И до сих пор ещё траур

Числится в списках живых.
Я вхожу с содроганьем
В массивные двери,

Вспомню всех поимённо,

Кто замучен, истерзан, убит,

Чтоб представить себе,

Так представить - поверить,
Что здесь каждый предмет

Стонет,
Плачет,
Скорбит...
Только что это? Плач?

И как будто бы стон?

Тихий сдавленный стон,

И как звон ветерка?!

Это стонут они,

Воплотившись в бетон,

Встав скульптурами здесь

На века, на века!
Это стонет «НЕСЛОМЛЕННЫЙ»,

Умирая избитый,

Тихо плачет «УНИЖЕННАЯ»
От стыда и обиды.

Это «МАТЬ» взглядом скорбным,

Не смирившись, не сгорбясь,
Молчаливо кричит

Безысходною скорбью.
Это всех заверяет

Торжественно «КЛЯТВА»:

«Не сойдём ни на шаг!

Не пропустим и выстоим!»

«СОЛИДАРНОСТЬ», «РОТ-ФРОНТ»

Вторят ей, как заклятье,

Как
молитву ей вторят

В общий голос неистово:

«Выстоим! Выстоим!»
Я стою на земле,

Кровью политой щедро,

Так дождями она
Не питалась вовек.

Крови столько в земле,

Что прорвавшись сквозь недра,

Она бьёт,
словно пульс,

В каждый листик,
побег.
Земляникой сочится
Под каждой берёзой,

То вдруг маком прольётся,

То гвоздикой степной.

Здесь сажают всегда

Белоснежные розы,

А когда расцветут -

Белых нет ни одной!
Только... что это? Вдруг

Сердце снова заныло,

Ноги ватными стали,

Подкосились без сил -

На песчаной земле

Точно так же, как было,

Точно так же,
склонившись,

Мальчик что-то чертил.
Неужель это он?
Неужель... Наважденье!

Быть не может! Не мо...

Слава богу! - не он!

Мальчик поднял глаза

И, вздохнув с наслажденьем,

Посмотрел на отца,

А потом на бетон.
«Папа, здорово, да?

Правда, очень похоже?

Ну,
куда же ты смотришь?

Вот,
смотри, - на стене!»

И вдруг всё,
что храню,

И чего нет дороже,

Вмиг проснулось в душе,

Всколыхнулось во мне.
Этот мальчик и тот,

Словно слепок и оттиск,

Время то - время это,

Смерть и жизнь - что затмит?!!

Дети! Дети!

Всегда вы детьми остаётесь,

Если смерть - всё равно

Остаётесь детьми!
Люди! В светлое путь -

Через прошлое, страшное,

Чтобы
не было войн -

Оглянитесь в войну!

Как бы ни было скорбным

И жутким вчерашнее,

Ради ваших детей -

Оглянитесь в войну!
Пусть будет исчеркан
Мелками асфальт,

Пусть больше прибавится
Солнечной сини! -

Об этом набатом

Гудит Бухенвальд,

Об этом же вторят

Взволнованно в лад

Колокола Хатыни!!!

Метки: Цветы, Cаласпилса